Шок года: "Пианист" покоряет мир

В понедельник в Москве состоится премьера фильма Романа Полянского "Пианист", фаворита прошлого Каннского кинофестиваля, получившего семь номинаций и три статуэтки Американской киноакадемии (в том числе и за режиссуру). Прототипом картины, в которой Полянский использовал и свой жизненный опыт, стал бывший узник варшавского гетто, польский пианист Владислав Шпильман, скончавшийся в 2000 году.

Роман Полянский, режиссер с репутацией скандалиста, снял фильм, неуязвимый для критики: отзовешься о "Пианисте" плохо - немедленно запишут в антисемиты.

Мотивы Полянского понятны и прозрачны: он хотел с максимальной простотой и беспощадностью рассказать посетителям поп-корновых кинотеатров о том, что потрясло его в детстве, когда восьмилетним мальчиком он оказался в варшавском гетто. Режиссер, владеющий собственным уникальным языком, сознательно отказался от изощренных кинематографических средств и пошел по проторенному Голливудом пути чистейшего повествования.

Осознанный выбор Полянского в результате стал самой большой неудачей фильма: регулярное потребление небольших доз мышьяка не убивает, но вызывает иммунитет. Зверства фашистов в гетто не становятся у Полянского повседневностью, не обретают нового пугающего смысла: каждое убийство он прописывает с максимальной наглядностью, которую при других обстоятельствах и у другого режиссера вполне можно было бы посчитать спекуляцией. Возникает ощущение, что автор фильма сознательно расширяет целевую аудиторию: вот растерзали мальчика, вот расстреляли женщину, вот выкинули из окна старика в инвалидной коляске. Поэтому первоначальная здоровая реакция - "Как же такое могло происходить в Европе в середине двадцатого века?" - постепенно сменяется раздражением: "Ну хватит уже, хватит, все поняли".

Подробность повествования, между тем, позволяет увидеть в фильме то, о чем Полянский, возможно, говорить и не собирался: "Пианист" - это рассказ о том, как евреи добровольно и без малейшего сопротивления сползли в Холокост. Ужинает в оккупированной Варшаве еврейская семья и рассуждает: "Нет, не посмеют наследники Шиллера и Гете поступить с нами так плохо". Режим между тем ужесточается, никаких действий не предпринимается, дискуссии за столом все больше смахивают на диалоги Вуди Аллена, а вдали потихоньку начинают дымить печи крематориев. "Нас же здесь полмиллиона, мы можем вырваться и смести все кордоны", - говорит один из персонажей своим соплеменникам, с возмутительной покорностью ожидающим отправки в концлагерь. Увы, слова эти были услышаны слишком поздно: к моменту восстания в 1943 году больше половины населения варшавского гетто уже было перевезено в Треблинку.

Главный герой фильма - пианист Владислав Шпильман за восстанием наблюдает из окна конспиративной квартиры: перед отправкой в лагерь приятель из зондеркоманды вытащил его из толпы и пинками принудил к побегу. Стена рухнула, гетто бомбит немецкая авиация, а Шпильман смотрит на это с той же бесстрастностью, с какой большинство зрителей с дивана следят за ходом телевизионных войн. Время требовало расчеловечивания: пока люди вокруг превращались в зверей, он предпочел превратиться в насекомое.

Вторая часть фильма - мучительно подробное описание жизни, в которой ничего не происходит: Шпильман переползает из одной щели в другую, не оставляя зрителю ни малейшей возможности для искреннего сочувствия. Иногда его существование вызывает кощунственную улыбку: герой Броуди находит на развалинах банку консервированных огурцов и "Пианист" на несколько минут превращается в точную цитату из трейлера мультфильма "Ледниковый период" - там саблезубая белка с той же одержимостью пыталась удержать в лапах с трудом добытый желудь.

Книга Владислава Шпильмана, по которой поставлен фильм, называлась "Смерть одного города". Поместив на афишу руки, занесенные над клавишами, и вытащив в заглавие профессию, Полянский, очевидно, попытался превратить реальную историю в противопоставление художника и окружающей действительности. Однако именно документальность литературной основы не позволяет до конца поверить в подлинность "Пианиста". Эдриена Броуди действительно можно принять за одержимого музыкой чудака, но настоящий Шпильман так и остался крепким профессионалом - в гении так и не вышел, стал сочинителем шлягеров, прожил успешную жизнь в социалистической Польше, выбился в шишки композиторского профсоюза и придумал на радость всему соцлагерю фестиваль в Сопоте. В мире он прославился благодаря мемуарам, но никак не за счет исполнительского таланта.

Когда родственники и соседи уже сгорели в печах крематория, а пощадивший голодного еврея немецкий офицер умирал в ГУЛАГе, Владислав Шпильман в накрахмаленной манишке играл на рояле в эфире Польского радио. До первого фестиваля в Сопоте оставалось пятнадцать лет.