Атаман Григорий Семенов - о себе и о революции
Атаман Г.М. Семенов — фигура далеко не однозначная, как это представлялось в недалеком прошлом. Он отказался признать Колчака, ни одного солдата не послал на фронт с большевиками и даже делал попытки пойти на сближение с Москвой. Когда одни говорят о нем как о грубом неотесанном казаке, другие напоминают, что он был почетным членом Общества ориенталистов, издал два сборника стихов, говорил на английском, бурятском и монгольском языках.
Семенов изучал буддизм и, похоже, всерьез пытался создать в Восточной Азии государство, объединяющее не только Забайкалье, но и все монгольские земли. В годы Великой Отечественной войны он предложил советскому правительству сформировать в Маньчжурии трехсоттысячную армию и отправить на фронт для борьбы с фашистами. С его именем связывают жестокий террор; историк Л. Юзефович пишет, что "при этом сам он не был ни фанатиком, ни извергом". Не оправдывая действия семеновцев, напомним, что любая гражданская война в истории отличалась особой жестокостью. "Красный террор", резня населения "партизанскими отрядами", поголовный грабеж бурят солдатами Лазо — это тоже наша история. В эмиграции Г.М. Семенов издал автобиографическую книгу "О себе". Публикуемый отрывок из этой книги стал главным обвинительным аргументом на суде, когда в 1945 году Семенов попал в руки советских войск и был приговорен к смертной казни.
***
Революцию все ждали, и все же она пришла неожиданно. Особенно в момент ее прихода мало кто предвидел в ней начало конца Российского государства, мало кто верил в возможность развития крайних течений до степени полного забвения интересов государства. Поэтому вначале приход революции приветствовался всеми, начиная от рабочего и кончая Главнокомандующими фронтами. Не учли того, что малокультурность нашего народа, общая усталость от тяжелой, продолжительной войны, разруха и недостатки снабжения увлекут страну в пропасть, вынеся к власти элементы русскому народу чуждые и к благополучию его равнодушные.
Внутренняя политика Императорских Правительств последних лет, действительно, подготовляла почву для недовольства в самых широких слоях населения. Особенно крестьянство имело все основания желать радикальных перемен, будучи ограничено в гражданских правах и остро нуждаясь в увеличении земельных наделов.
Наше правительство на протяжении трех последних царствований не смогло разрешить здоровыми мероприятиями вопрос об увеличении крестьянского надела. Крестьянство жило мечтой о "черном переделе", который должен был отдать ему все помещичьи, удельные, государственные и пр. земли. Поэтому в крестьянской среде, малокультурной, почти безграмотной и безземельной, не могли не воспользоваться успехом обещания социалистов: "Земля — крестьянам".
Завоевав симпатии крестьянства, социалисты так же легко привлекли к себе интеллигенцию, воспитанную на антипатриотичных идеях космополитизма эпохи сороковыхшестидесятых годов. Утопические мечты о всеобщем уравнении всецело овладели умами интеллигентного слоя населения, развращенного вредными литературными трудами и выступлениями руководящих лидеров интеллигенции. Правительство, вместо того, чтобы коренными реформами пресечь недовольства, дать землю крестьянам и уравнять их в правах со всем остальным населением, металось, бросаясь в крайности и восстанавливая против себя решительно все слои населения. В мирное время это не было так заметно, и полицейско-охранный аппарат сдерживал страсти, небывало тяжелая война изменила обстановку, а неудачи на фронте и неспособность правительства справиться с разрухой привлекли в лагерь недовольных такие элементы, которые, казалось бы, должны были бы служить оплотом самодержавия и трона.
Не только дворянство, но даже и члены императорской фамилии примкнули к заговору, имевшему целью дворцовый переворот, и отречение от престола государя императора в феврале месяце 1917 года могло совершиться лишь под давлением высших чинов армии.
... Временное Правительство как бы сознательно закрывало глаза на ту пропасть, к которой оно своими неразумными и антигосударственными мерами вело армию, а за ней и всю страну. Комитеты, введенные во всех частях армии, с самого начала своего существования стали очагом разложения, через которую социалистические и анархо-коммунистические элементы проникали в солдатскую среду и развращали ее.
Приказ Nº1 Петроградского Совета, покончивший с дисциплиной и дисциплинарной властью начальников, и последующая "Декларация прав солдата", освободившая его от всяких обязанностей по отношению к Родине окончательно разложили армию и лишили ее последней боеспособности.
К сожалению, старшие войсковые начальники, в видах собственной карьеры, весьма часто держали себя не на высоте и даже подыгрывались под новые направления. Генерал от кавалерии Брусилов является образцом такой приспособляемости и оппортунизма, которые лишили его всякого уважения и свели на нет все прежние заслуги перед Родиной.
Наш полк был собран в пешем строю на станции Раздельная, в нескольких часах езды от Кишинева. Ожидаемого эффекта смотр на казаков не произвел. Нашему солдату, несмотря на революционную обработку, перевернувшую в нем все понятия о долге, о правах, о знании, все же пришлось, видимо, не по душе, что называется, видеть на смотру военное начальство в hb ba*.,. Солдаты и казаки видели, что высшее начальство не интересуется их боевой подготовкой и строевой выправкой, и делали заключение, что такой, следовательно, новый революционный закон. Из этого следовал вывод, что если офицеры требуют знаний и занятий, они нарушают "революционную свободу" солдата. Началась вакханалия пропаганды против офицеров, как носителей контрреволюции. В то время положение в армии офицеров было беспримерно тяжелым, они были совершенно бесправны. Правительство сознательно бросило офицерский корпус на произвол звериных инстинктов развращенной толпы, подстрекаемой агитаторами на всякие эксцессы против интеллигенции вообще и офицеров — в особенности.
Столица была полна слухами о готовящемся восстании большевиков. Власти находились в растерянном состоянии, особенно бросалась в глаза нерешительность и растерянность военных властей. Несколько раз я посещал заседания Совета рабочих и солдатских депутатов, которые происходили в здании Таврического дворца. Временное Правительство фактически находилось под полным контролем этого совета, который вмешивался во все распоряжения правительства. Это был верховный революционный орган, заполненный дезертирами с фронта и агентами германской разведки с Лениным во главе. Совет возник чисто явочным порядком в одной из комнат Таврического дворца под эгидой Государственной Думы, взявшей на себя руководство революцией в первые дни ее успеха. Постепенно социалисты, составлявшие подавляющее большинство в Совете, почувствовав под ногами твердую почву, не ограничились положением какого-то придатка к Думе, а совершенно аннулировали ее, заняв место какого-то своеобразного парламента и опекуна беспомощного Временного Правительства.
Фракция большевиков, проповедуя мир хижинам и войну дворцам, тем не менее облюбовала для себя великолепный дворец Кшесинской на Каменноостровском проспекте и устроила в нем цитадель большевизма. Оттуда полились потоки большевистской пропаганды по всей России, и там была сосредоточена вся работа по разложению армии и предательству Родины внешним ее врагам.
Обследуя положение в столице, я пришел к выводу, что достаточно было бы одного- двух военных училищ для ареста Совета рабочих и солдатских депутатов и временной охраны столицы. Я решил поделиться своими мыслями с полковником Муравьевым, рассчитывая, что с его содействием можно было бы рискнуть на переворот с целью захватить разлагающее страну зло в его гнезде и, уничтожив его, обезглавить всю систему разложения и предательства, организованную прибывшими из-за границы социалистами. Ввиду этого, я предложил ему следующую схему действия: ротой юнкеров занять здание Таврического дворца, арестовать весь "совдеп" и немедленно судить всех его членов военно-полевым судом как агентов вражеской страны, пользуясь материалом, изобличающим почти всех поголовно деятелей по углублению революции, в изобилии собранном следственной комиссией Министерства юстиции и Ставкой Cлавнокомандующего после неудачной для большевиков июньской попытки захватить власть в свои руки. Приговор суда необходимо привести в исполнение тут же, чтобы не дать опомниться революционному гарнизону столицы и поставить его перед совершившимся фактом. Одновременно я предлагал объявить столицу на военном положении и, если потребуется, арестовать Временное Правительство, после чего от имени народа просить Верховного Главнокомандующего генерала от кавалерии Брусилова принять на себя диктатуру над страной. Мой план заинтересовал Муравьева, и он решил поехать в ставку, чтобы испросить согласия Брусилова. Я возражал против намерения Муравьева посвятить в наш план Брусилова; считая, что он должен быть поставлен лицом к лицу со свершившимся фактом и по долгу Верховного Главнокомандующего или принять его, или расписаться в собственной несостоятельности. К сожалению, Муравьев не согласился со мной; его возражения сводились к тому, что если мы одновременно с Советом не арестуем и все Временное Правительство, то Керенский уничтожения социалистической головки нам не простит, и мы будем расстреляны. "Подождем лучше, — сказал Муравьев, — пока большевики не повесят все Временное Правительство, а мы с вами потом будем вешать большевиков".
Опыт Российской революции показал ценность социалистических теорий в их приложении к жизни. Социалистическое государство, оказывается, представляет собою осуществление в стране дикого произвола узкопартийной диктатуры во имя достижения марксистского устройства общества. Я не против диктатуры в решительные моменты жизни наций, но никак не могу понять, какие преимущества получила наша родина, сменив самодержавную власть на полный произвол кучки политических проходимцев и международных авантюристов, представляющих собою ядро правящей партии.
Г.М. Семенов, "О себе". Чань-Чунь, 1931 г. Журнал "Тайны Бурятии", №2 2004 г.
