Если администрация колонии не прекратит произвол, придется идти на крайние меры, чтобы достучаться до общественности

Максим Громов, член национал-большевистской партии, участник множества акций протеста, в том числе, и нашумевшей акции против закона «о монетизации льгот» в Минздраве (2-го августа 2004 года), когда выбросили в окно портрет Путина, обратился к обществу с открытым письмом. В данный момент Громов отбывает срок в колонии общего режима в Башкирии. В своем письме он рассказывает о пытках в уфимской колонии и просит общественность вмешаться в противостояние администрации и заключенных.

Мы публикуем полный текст этого письма.

Начну с того, что необходимо пояснить – за время своей отсидки я не стал «жить по понятиям» и не научился «ботать по фене». Всё, о чём я сообщаю ниже происходит исключительно по вине администрации исправительного учреждения. Сейчас со стороны администрации усилился пресс, и жизнь становится невыносимой совершенно. Но – обо всём по порядку.

В ШИЗО/ПКТ/ЕПКТ учреждения УЕ 394/9 (450049, г. Уфа, ул. Новоженова, 86 «а») процветают физические и психологические пытки и истязания. Меня, по сравнению с другими, били редко, так как всё-таки по центральному телевидению показывали, была большая передача у Сванидзе и т.д. Но, тем не менее, ко мне применили так называемую «музыкальную шкатулку» – когда получасовая кассета играет сутки, недели, месяцы.

Осуждённых всячески унижают. Все передвижения осуществляются исключительно бегом. Это противозаконно! Часами, под угрозой физической расправы, заключённых заставляют стоять «в положении для досмотра»: ноги на расстоянии метра друг от друга и в полуметре от стены; грудь и бёдра прижаты к стене; руки, так же как и ноги, разведены в стороны (ладонями назад относительно внешней стороны). Заключённые стоят так, как святой Андрей Первозванный. Ноги постоянно разъезжаются, люди то и дело падают, и эти падения очень сильно раздражают офицеров.

В ШИЗО «закрывают» за что угодно, но в основном люди попадают туда, после того как имеют неосторожность на что-то пожаловаться. Стандартный повод – «пыль после произведённой уборки». Дают возможный максимум – 15 суток, но потом обычно добавляют ещё 15 или 30 суток — всё за ту же «пыль». Чтобы неповадно было.

Я в течение последнего года за одну только «пыль» отсидел около 150 суток. Вообще же в одиночных камерах я провёл более 220 суток. Добавьте к этому семь с половиной месяцев, отсиженных мной в ПКТ.

Вместо матрасов в ШИЗО выдают поролоновые коврики толщиной полтора сантиметра, не больше. Подушка – такая же, как коврик, только размером 20 на 20 сантиметров. Скамейки в ШИЗО/ПКТ 20 на 40 см. (половина стандартной советской табуретки), столик на двух человек – 42 на 42 сантиметра. Полы – на две трети бетонные. Нет элементарной вентиляции.

Зимой запрещают сезонное нижнее бельё, зимние ботинки. На прогулку в любое время года выводят в летней обуви общего пользования. Правда, зимой ещё выдают шапку и фуфайку (так же – общего пользования). Прогулочный дворик – бетонная голая камера с крышей. Что-то вроде сарая, только без отопления. То есть для «прогулки» заключённых, фактически, просто переводят из одного помещения в другое. Лично я в течение последнего года видел солнечные лучи считанные разы.

В камерах установлено скрытое видеонаблюдение. То есть на нас смотрят круглосуточно. В случае если я более пятнадцати минут сижу спиной к видеокамере, то, как правило, через радиотрансляцию в мой адрес раздаётся громкая ругань. Часто, когда справляешь естественные надобности, через тот же самый динамик можно услышать в свой адрес плоские шутки.

Санчасть игнорирует все жалобы. Когда я объявил голодовку, требуя работников прокуратуры, на двенадцатые сутки пришёл врач и хладнокровно записал, что моё артериальное давление в норме (120/80). Не удивительно, что через пару месяцев скончался от пневмонии один из осуждённых…

В ПКТ/ЕПКТ запрещают держать в камерах предметы личной гигиены (зубную щётку, пасту, личное полотенце), продукты питания. Между тем, всё это разрешено УИКом!

Я отсидел в вышеописанных условиях около четырнадцати месяцев, затем меня перевели в ОСУОН (отряд строгих условий отбывания наказания). Здесь тоже камерная система. В общем-то, здесь всё так же. Различие лишь в том, что сокамерников десять человек, есть радио (которое при желании можно выключить), «шконки» не пристёгиваются к стене и есть нормальные табуретки. Правда, в туалет выпускают по часам.

В ОСУОН нет свободного выхода, на окнах – решётки, двери стальные. В случае пожара у нас есть все шансы сгореть здесь заживо, т.к. элементарной пожарной сигнализации нет, но зато установлены видеокамеры, помимо нашей воли.

Плохое питание и тщательная цензура, которой подвергаются любые обращения к адвокатам и правозащитникам (зачастую нежелательная почта просто уничтожается) на фоне всего вышеописанного выглядят мелочами.

Помощи мне и другим осуждённым ждать неоткуда. Работники прокуратуры, как правило, игнорируют любые обращения. Если же они и советуют обратить внимание на что-то, то их советы, в свою очередь, игнорирует администрация учреждения УЕ 394/9.

Сейчас идёт серьёзное противостояние, и если администрация не остановит произвол, то придётся пойти на крайние дозволенные конституцией меры, для того чтобы достучаться до общественности.

Прошу всех, кого не оставят равнодушными сведения, изложенные мной, организовать обращения прессы и правозащитников в Прокуратуру по надзору за ИК, в ГУФСИН по республики Башкирия с просьбой прокомментировать данные факты.

Громов Максим Александрович,
политзаключенный